Если нужно быстро объяснить иностранцу что такое Грузия — пусть смотрит фильм Георгия Данелия «Не горюй!», а если есть цель рассказать о грузинской женщине — пусть смотрит этот фильм, не отвлекаясь.
Это только кажется, что он про мужчин, что празднуют свою жизнь без страха и упрека, раз уж генетически предрасположены кооперировать пьянство и радость. То есть, картина и про них конечно тоже, поди-ка ты изгони такое буйство из кадра.
Однако, женщина там пусть не главная, зато уж точно героиня. Читай: подушка безопасности населения, семьи и отдельно взятого мужчины, ибо амортизирует их всех от прямого контакта с жизнью.
И вот такая, с запасом прочности от любых беспощадных обстоятельств, — она весела, расслаблена и равна себе. Качеств тех отмерено обычно в такой концентрации, что это смахивает уже на государственный ресурс. А чего еще прикажете ждать от этой неумеренно щедрой земли?! Природа творит здесь все с размахом, без чувства меры, благо и остальные чувства тут в избытке, что, впрочем, никак не исключает эстетику. У того, кто придумал эту страну вообще был неплохой вкус.
Взять хотя бы эпизод, где героине Чиаурели сообщают, что ее муж, поссорившись во время застолья с ее же братом, нечаянно убил его. Она, выслушав сообщение, начинает молча и быстро добывать из разных углов дома на первый взгляд плохо компануемые вещи.
-Ты что делаешь?! — впадает в ступор соседка.
-Как что? Вот папаха и ружье дегенерату-мужу, пусть в горы теперь бежит, всяко лучше, чем на нары, бурку еще, чтоб по ночам не мерз, еду туда же, — сам, что ли, думаешь, станет добывать? А простыни и чистое белье — Бенджамену (погибший брат), Господи, вдруг он еще жив?!
Может быть, потом ей будет очень плохо. Может быть, всю жизнь ей будет хуже некуда. Но мы, кто за кадром, никогда этого не увидим. И есть ощущение, что те, в кадре, — тоже. Потому, что, как сказали в совсем другом, но тоже очень хорошем кино, когда такая плачет, слезы у нее текут внутри головы. И, самое главное: «плохо» — это будет потом, с отсрочкой, а сейчас она, единственный взрослый человек в картине, занята. И не отвлекайте ее, а то она забудет что- нибудь незаметное, но очень существенное, без чего вам же потом никак не обойтись.
Бенджамен и вправду жив. Катается на фаэтоне, пляшет лезгинку, пьет, само собой. Никто его не убивал, он вообще успешно доживет до конца фильма. И к завершению картины мы точно уже знаем, что он действительно ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ, а не просто центральный персонаж. И все же речь в этот раз не о нем.
Грузинское застолье — по большей части мужское, не по регламенту, а по содержанию. Самое оригинальное, и в то же время убедительное объяснение тому дал мне как-то в интервью Юрий Кобаладзе: «…просто наши барышни настолько мудры, что не хотят ежедневно выслушивать одни и те же глупости, которые мы, мужики, наливаясь до краев, по сотому разу талдычим друг другу.» Мне лично повезло прямо с горшка — я был окружен именно такими женщинами. Я среди таких вырос. Я от такой, извините, произошел. Я привык к такой компании. И, если кратко и по существу, до сих пор на меньшее не согласен.
Если вовремя задрать подбородок, можно не запятнать мундир. Но я не успел и сидел теперь прямо на асфальте, запрокинув голову. Было уже поздно, — кровь расцветала на белой школьной рубашке, захватывая все новые территории. Самое обидное — будут думать, что мне расквасили рожу, а я не то что не дрался, — даже никого сегодня не обзывал.
-Пойдем, я здесь рядом живу, — предложил новый мальчик из класса, только головой не мотай, когда по лестнице пойдешь, а то штаны тоже испортишь. Да ты не стесняйся, — добавил он уже перед самой дверью, — там только мама.
Другое дело. Маму кровавым мальчиком не запугать. Мама — человек проверенный.
Трудно вежливо поздороваться с человеком, если из тебя течет кровь, а глядишь ты кверху. И все же я попытался.
-Не надо разговаривать, — спокойно сказала женщина. — У тебя нос не сломан? Не снимай ботинки. Я — тетя Нана.
-Целый у него нос, — сказал мальчик и я вспомнил: еще позавчера утром учительница сказала, что он — Алик.
-Это не ты его? — спросила тетя Нана у сына.
-Чего я? Чего сразу я?! Вот спроси, клянусь…
-У меня так бывает, — сказал я, сглатывая кровью. — Врачиха сказала — сосуды близко расположены, можно прижечь, но тогда голова болеть будет…
-Под хвостом себе пусть прижжет, — посоветовала тетя Нана. — Иди на диван, сейчас все сделаем.
И ведь сделали. Я извел людям полкило ваты, натрескался харчо, узнал, что у Алика есть младший брат и в подозрительно белоснежной, прямо из под утюга рубахе, отбыл. Путь в школу отныне пролегал через дружественную территорию.
Отвлекусь на антураж, — во дворе у них росло инжировое дерево, корявое, но довольно плодовитое. Утром, первого сентября, та часть его, что свешивалась на улицу стремительно лысела, — проходящие мимо школьники разбирались с ней за какой-нибудь час. Сладкая, скользкая плоть проглатывалась мгновенно, но зернистые косточки застревали между зубами, а руки потом липли ко всему. Но большая радость стоит мелких неудобств. Нас, взрослевших в эпоху запущенного социализма, вообще несложно было осчастливить.
Правда, и взять с нас особо было нечего, так что все по-честному.
Чтобы мать двух сыновей не повышала голос — так наверное не бывает. Но у нее, как хотите, выходило. И без видимых усилий. Она умела договариваться, более того — укрощать силу, далеко превосходящую ее собственные возможности. Вписать своенравного подростка в набор социальных условностей — большой творческий труд, если не сказать — высокое искусство. И тут было, за чем понаблюдать — увлекательный процесс, с привлечением совершенных методик, многоходовый и живописный. Каждый аргумент, как блюдо за праздничным столом, подавался строго вовремя, с нужной интонацией и паузой на осмысление, ибо вступать в открытый конфликт с мужским составом этой семьи я не посоветовал бы никому. Тактика против адреналина. Спонтанная реакция на обстоятельства, а не унылый набор педагогических уловок.
Поиск компромиссов был так органично интегрирован в быт, что вообще не выглядел воспитательной работой. Невоспетая в наших учебниках китайская военная стратегия учит обращать себе на пользу все попутные обстоятельства: ландшафт, случайных свидетелей, разыгравшийся аппетит. Я видел все это в действии — ни единой осечки. Нехитрые поблажки безотказно вскрывали возможности коммуникации, а дух противоречия растворялся в житейских радостях как алкоголь в дебрях кровеносной системы. Самец, даже не очень взрослый и очень неспокойный, в определенных состояниях податлив и позволяет нейтрализовать агрессивное начало, а большего от нас, покуда не подросли, и не требуется.
Запоминаются эпизоды. Запоминаются детали. По-моему, она не любит косметику. И крупные украшения. Она не ходит, она, наверное, вообще не шагает, она — перемещается. Жизнь — это у нее танец. Молодость — это походка. И я знаю…нет, неправда, — я чувствую: красиво — это когда естественно. Детство — эпоха великих открытий, пусть об этом пишут психологи, но эти маленькие случайные наблюдения кодировали меня на всю жизнь: я до сих пор, скучая, прохожу мимо оберточной красоты.
При всей внешней гармонии, ее быт был жестко структурирован и продуман до мелочей: я в жизни, к примеру, не видел таких ухоженных детей мужского пола. Это была уже не забота, скорее какая-то магия, перед которой, как перед всем невероятным, стоило преклоняться. Особенно, если знать как эти дети выглядели еще вчера, после школы, а я знал.
Я бывал частым транзитным гостем в ее доме сразу после уроков, где кроме обедов, о которых, исходя слюной, вспоминаю до сих пор, имел счастливую возможность подготовиться к возвращению в свое жилище. Процедура техосмотра была абсолютно необходима: пуговиц на рубахе почти нет, а те, что ближе к горлу выдраны с мясом. Ручка отделена от портфеля. Надпись «Политиздат» на учебнике по истории умело исправлена диверсантами на неприличное слово. Василий Шуйский на странице сорок шесть изменил фамилию. И не сказать чтобы в лучшую сторону. Перемену проиллюстрировали. Ресницы опалены. Пионерский галстук частично ампутирован. Здесь мне за такой экстерьер ничего не грозило, и не потому, что я был чужим ребенком, а в силу того, что имел с двумя ее собственными сыновьями примерно одинаковый вид. Время на макияж выделялось тут без ограничений, что позволяло по прибытию на дом если не полностью спастись, то, как минимум, отсрочить экзекуцию. Впрочем, такое случалось крайне редко, — не то, чтобы мои ягодицы вовсе уж не ведали ремня, но в целом, для человека с моим характером и увлечениями я провел довольно безнаказанное детство.
На Кавказе мужчина — случайно выживший мальчик. Это была не помню чья удачная шутка, хотя, если вдуматься, — загримированная под нее древняя и недобрая истина. Избыточный культ старости в этом регионе — прямое следствие девальвации цены мужской жизни: если кто доживал до преклонных лет, — это, уж будьте уверены, был лучший из лучших. И все же природа (благодаря) и история (вопреки) сотворили из грузин легендарно веселый народ, и это скорее не героизм, а часть генетической программы — уметь рассмеяться в лицо довольно жутким вещам. Случайно или нет, ее младший сын не выжил.
Что было дальше? Там не было меня, но было ох как много чего еще: двадцать лет без воды и электричества, безработица, несколько войн, которые будут отрыгиваться еще минимум полвека. Новейшая история оттопталась по этим местам с энтузиазмом. Мое поколение в мужской своей части представлено там теперь скорее эпизодически. И всем тем, кто встретил перечисленное уже зрелыми людьми жизнь это тоже не продлевало. Надеюсь, со временем из этого материала сделают большой кинематограф и настоящую, южную, калорийную прозу. Невыносимое бытие — топливо большой литературы и экранных эпопей, хотя единственный нехитрый и страшный вывод из таких произведений — что человек перерастает себя не в благоприятной среде, а лишь под натиском обстоятельств. Или других людей. Но здесь всего этого описано не будет, потому что тут у нас с вами не эпопея и не драма. Кто еще не понял — это был тост. И я пока не закончил.
Ей больше семидесяти. Она водит машину как матерый номенклатурный шофер, — идеальная постановка рук на руле, все движения своевременны, экономичны, молниеносны и …безопасны!
-В паспорт себе посмотри, — напоминает взрослый сын, когда ее маленький, но бойцовый джип делает очередной полицейский разворот.
Да, и вот еще что: у нее совсем нет морщин. Только когда улыбается
Перепечатка — только с разрешения автора.
